Прочитав этот текст, вы поймете причину заказа экскурий по Барселоне связанных с творчеством Антонио Гауди.
Клариса Пульсон
«Джентльмены, перед нами либо гений, либо сумасшедший», – сказал председатель комиссии на защите дипломного проекта Антонио Гауди-и-Корнета в барселонской Провинциальной школе архитектуры. «Похоже, теперь я архитектор», – подвел черту студент, известный своей заносчивостью и упрямством.
Любитель лайковых перчаток и черных шелковых цилиндров, щеголь и денди, рыжеволосый юнец с пронзительно голубыми глазами. То ли ангел, то ли бестия. Женщины влюблялись в него, теряли голову, но Гауди остался одинок. Он долго ухаживал за красивой учительницей Пепетой Мореу, но на неловкое предложение руки и сердца она ответила, что уже помолвлена. Потом был недолгий роман с юной американкой, но девушка вернулась в Америку, и пути их разошлись. В этом Гауди увидел знамение: его судьба – одиночество. Жертва ради высшей цели.
Смерть караулила его с самого рождения. Мальчика, появившегося на свет 25 июня 1852 года, крестили на следующий же день в соборе Святого Петра в Реусе. Имя дали в честь матери – Антонии. Торопились – хотели спасти душу младенца, боялись, не выживет: беременность была тяжелой, роды трудными, к тому же незадолго до этого родители оплакали двух малышей. Что-то в этой семье было не так. Все братья и сестры Гауди умерли в молодости. Однажды в детстве мальчик подслушал разговор отца и матери с врачом, который предрекал ему неизбежную скорую смерть. Антонио решил выжить. И выжил, хотя болезни изводили его всю жизнь. В тридцать он выглядел вдвое старше ровесников, в пятьдесят – дряхлым стариком.
Он знал, что остался в живых не просто так.
«Я сын, внук и правнук котельщика. Мой отец был кузнецом, и мой дед был кузнецом. Со стороны матери в семье тоже были кузнецы; один ее дед бондарь, другой моряк – а это тоже люди пространства и расположения», – объяснял Гауди свое поразительное умение мыслить и чувствовать в трех измерениях. В детстве он часами мог смотреть, как плывут облака, как течет вода. Его интересовало, как устроен цветок, как листья образуют крону, как вода обтачивает камень, почему дерево не падает под порывами ветра. Потом его заворожила мастерская отца. Там каждый день совершались чудеса – из плоских медных листов получались блестящие сосуды. Хорошим учеником монастырской школы Коллеже де лос Эсколапиос в Реусе сын кузнеца не был. Единственный его конек – геометрия, любимое занятие – рисование, увлечение – исследовать с приятелями окрестные полуразрушенные монастыри.
Сейчас искать следы Гауди в Реусе бесполезно, сплошные разочарования – таблички на безликих офисных зданиях: «Когда-то на этом месте стоял дом...», невнятное строение, затянутое зеленой строительной сеткой. Внимание заслуживает разве что атмосфера старого города – пышные барочные особняки, строгий готический Сан Пере и его сорокаметровая колокольня. Мощную винтовую лестницу этой колокольни мастер почти точно воспроизвел в башнях собора Саграда Фамилиа.
Гауди – автор восемнадцати сооружений. Ни одного за пределами Испании. В родной Каталонии – четырнадцать, в любимой Барселоне – двенадцать. За каждым из его творений тянется шлейф мифов и легенд, его дома – это ребусы, скрытый смысл которых разгадывать и невозможно, и, кажется, опасно.
Карьера Гауди-архитектора началась со скандала. Двадцатишестилетний зодчий потребовал слишком большой, по мнению муниципальных властей Барселоны, гонорар.
Крылатые шлемы Меркурия, мощное мраморное основание – монументальные фонари, спроектированные когда-то свежеиспеченным зодчим, и сейчас украшают Пласа Рейаль. Первый муниципальный заказ стал последним. Городские власти Барселоны больше никогда ничего не предлагали Гауди. Единственную в биографии официальную награду – городской приз за архитектуру фасада особняка, построенного для семейства текстильных магнатов Кальвет, Гауди получил через двадцать лет. Дом не без изюминки, но сдержанный Каса Кальвет, пожалуй, самый непритязательный проект Мастера.
Зато частные клиенты Гауди доверяли. В 1883-м фабрикант дон Мануэль Висенс Монтанер заказал архитектору летний дом. Впервые осматривая место будущей стройки, тогда еще пригород, Гауди обнаружил огромную цветущую пальму, окруженную ковром желтых цветов. И дерево, и растительность он сохранил. Пальмовые листья – в узоре решетки, желтые с зеленью цветы – на облицовочной плитке. Поговаривали, что заказчик чуть не разорился, оплачивая фантазии архитектора. Сейчас Каса Висенс – маленький дворец из восточной сказки – стиснут соседними домами, с ближайшей улицы взгляд цепляет только башенка. Плотные жалюзи опущены, снаружи – смотрите, внутрь – извините. Что делать – частное владение.
Экстравагантный дебют произвел на барселонцев сильнейшее впечатление. А самое главное, у Гауди появился идеальный покровитель – дон Эусебио Гуэль.
Меценат обладал безупречным вкусом, любил рискованные эксперименты, не навязывал своего мнения, сметы подписывал не глядя. Постепенно Гауди стал другом и семейным архитектором Гуэлей.
Эусебио давно мечтал «о практичном здоровом доме с красивыми формами». Гауди справился с задачей виртуозно. Он втиснул в безнадежно узкое пространство (18 на 22 метра) особняк, напоминающий одновременно мечеть и венецианское палаццо с просторным цокольным этажом, каретным двором и конюшнями. За серым мраморным фасадом Дворца Гуэля – роскошные интерьеры. На отделку денег не жалели: черное дерево, палисандр, черепаховый панцирь, слоновая кость, одна комната облицована эвкалиптом, другая – буком, резные потолки с накладными листьями из золота и серебра. Именно здесь Гауди впервые превратил кровлю с дымоходами и вентиляционными трубами в «сад стоящих камней». Каждая башенка одета в свой керамический наряд, фасончики разные, говорят, были даже использованы фрагменты лиможского столового сервиза. Однажды Рамон Кампамар, бухгалтер и доверенное лицо заказчика, пожаловался на безумные расходы: «Я наполняю карманы дона Эусебио, а Гауди их опустошает». Гуэль просмотрел счета: «И это все, что потратил Гауди?».
Гуэль и Гауди мечтали превратить Лысую гору в сад. Частные виллы утопали бы в зелени, вокруг усадеб – дорожки, аллеи, беседки, фонтаны, гроты, акведуки, плюс охрана по периметру. Коммерчески проект провалился. Было продано всего два участка из шестидесяти, состоятельные люди не захотели жить так далеко от города. Нынешние барселонцы выбор места одобряют. Планировка «Парка» напоминает сжатую пружину – от подножия к вершине серпантином поднимаются извилистые тропинки и крутые лестницы. Теперь «Парк Гуэль» не только радость для души и глаз, но и удовольствие для измученных легких – пальмовые рощи, чистый воздух, парк оказался выше уровня смога. Любимое развлечение детей – бассейн со змеей и драконом. А тот, кто доберется до вершины, получит в награду великолепный вид на Барселону и море.
Посидеть на скамье-змее – любимый ритуал. Подрядчик вспоминал: Гауди приказал рабочим снять с себя всю одежду и усесться как можно удобнее на свежий слой раствора, чтобы получить совершенную форму сидения. Бегущий узор из блестящей разноцветной керамики только поначалу кажется случайным. По всей длине скамьи разбросаны магические формулы, таинственные знаки, зашифрованные послания, загадочные рисунки, составные картинки, ряды чисел. Есть много историй о том, как люди, сидевшие на скамье, вдруг начинали различать проступающие надписи, имена, даты, слова молитв...
Гауди пятьдесят. Он по-прежнему одинок, становится все более религиозен. Из центра Барселоны перебирается в «Парк Гуэль», подальше от суеты. Мастера уважают и побаиваются – резок, эксцентричен, замкнут. От былого щегольства ничего не осталось, главное, чтобы было удобно: бесформенный костюм, туфли на заказ – из корней кабачка. Он соблюдает все посты, его пища – сырые овощи, оливковое масло, орехи, мед с хлебом и родниковая вода.
В разгаре карьеры он заявил, что отныне будет работать только над религиозными заказами, а если предложат светский проект, то сначала спросит позволения у Мадонны из Монсеррата. Осенью 1904 года Гауди взялся за перестройку особняка текстильного магната Хосе Батло Касановаса. Квартал, где находится дом, не зря прозван «яблоком раздора» – вдоль улицы Грасия на одном пятачке, тесно прижавшись, стоят здания самых известных каталонских архитекторов – эдакий парад претензий и амбиций. Надо прийти сюда утром, когда на фасад падают солнечные лучи и он, покрытый перламутровой «рыбьей чешуей», переливается всеми цветами радуги. Здесь нет ни граней, ни углов, ни прямых линий, стены изогнуты, будто под кожей-облицовкой играет мышцами неведомое морское чудовище. Горожане прозвали Каса Батло «Домом костей». Что-то в этом есть: колонны-кости и балконы-черепа – останки жертв дракона. Но они уже отмщены – над крышей поднимается башня с крестом. Это победно вскинул меч святой Георгий, небесный покровитель Каталонии, а изогнутый зубчатый гребень крыши – хребет поверженного чудовища.
От «Дома костей» до Каса Мила десять минут медленным шагом. Гауди снова нарушил зарок – взялся за проектирование большого многоквартирного дома со всеми современными удобствами: горячая вода, гаражи, хотел даже устроить пандус, чтобы жильцы доезжали до дверей квартир на любом этаже прямо на авто. По сравнению с изящной игрушкой Батло эта суровая громада вырастает из-под земли, как старый могучий баобаб, или выветренные скалы, или утес с ласточкиными гнездами, или остов погибшего корабля, или вулкан, истекающий лавой. Барселонцы и это здание наградили массой прозвищ – от «железнодорожной катастрофы», «депо для дирижаблей», «жертвы землетрясения» до «питомника для змей» и «осиного гнезда». Закрепилось «Ла Педрера» – каменоломня. На крыше – подъемы, спуски, лесенки, арки. А дымоходы, каминные и вентиляционные трубы, шахты лифтов – жутковатое сюрреалистическое воинство. Критики и коллеги недоумевали: «Может, это признаки сумасшествия?» Жильцы стали посмешищем всего города. В Ла Педрере можно снять квартиру и сейчас, квартиры удобные, уютные, но придётся терпеть бесконечные толпы туристов.
Мастер и его студия за полвека работы выполнили семьдесят пять заказов. Некоторые из них, как это часто бывает в архитектуре, не продвинулись дальше чертежной доски, но даже наброски – это наброски гения. Например, проект грандиозного отеля в Нью-Йорке – «гостиничного храма» высотой в триста метров. Все это было задолго до появления знаменитого Эмпайр Стейт Билдинг, который по сравнению с «гостиничным храмом» выглядит примитивным детским конструктором. На рисунках Гауди – причудливый комплекс башен – гибрид Саграда Фамилиа и гигантского термитника, он отлично бы смотрелся в окружении младших братьев небоскребов.
Каса Мила стала последним большим заказом, за который взялся Гауди. С 1910 года единственная цель, боль, страсть и забота – собор «Святое семейство», Саграда Фамилиа. Его и похоронили здесь, в крипте – маленькой подземной часовне, где весной и осенью по колено воды.
Собор, как и вся жизнь Гауди, полон скрытых и явных знаков. Двенадцать башен посвящены апостолам, центральная, с крестом – символ искупительной жертвы Спасителя. Внутреннее пространство – сад: колонны – стволы платанов, их смыкающиеся кроны образуют купол, сквозь него видно звездное небо. Здание проектировалось так, чтобы колокола в нем звучали, как грандиозный орган, а ветер, проходя через отверстия башен, пел, как настоящий хор. А еще скамьи для тридцати тысяч молящихся.
Гауди утвердили руководителем работ еще в 1883-м. До сих пор не совсем понятно, каким образом такой масштабный проект поручили начинающему архитектору, тем более что в молодости Антонио был известен ироническим отношением к церкви. Судьба...
Все персонажи фасада Рождества имеют реальных прототипов: младенец Иисус – внук рабочего, Иуда – сторож-алкоголик, Понтий Пилат – толстый козопас, царь Давид – красавец штукатур, ослика одолжил местный старьевщик. Гауди ходил в анатомический театр, снимал с мертворожденных детей гипсовые отливки для сцены «избиения младенцев». Перед тем, как установить, каждый камень, каждую скульптуру поднимали и опускали десятки раз. Гауди все время что-то переделывал, мучительно додумывал, отменял и снова рисовал, макетировал. Неудивительно, что процесс затянулся. В 1886-м Мастер уверенно заявил, что собор будет завершен через десять лет, но потом все чаще сравнивал свое детище со знаменитыми храмами Средневековья, которые возводились веками. Нынешний руководитель работ Рамон Эспель-и-Роселл говорит: «Когда девять лет назад я начал здесь работать, даже не думал, что смогу увидеть храм завершенным. Теперь появилась надежда: по расчетам, нам потребуется лет тридцать».
В понедельник 7 июня 1926 года ровно в 5 часов 30 минут пополудни Гауди покинул Саграда Фамилиа и, как всегда, пошел на вечернюю исповедь. Водитель трамвая №30 потом говорил, что сбил пьяного бродягу. Документов не было, в карманах нашли Евангелие и горсть орехов, кальсоны держались на английских булавках. Через трое суток он умер.
Сейчас в книгах и статьях о Гауди через слово – «гений», через строчку – «святой», на каждой странице «дух» и «воплощение». 2002 год назван годом Гауди. Совсем недавно промелькнула информация, что Ватикан откликнулся, наконец, на предложение представительства Святой церкви в Барселоне и многочисленные обращения страстных поклонников архитектора и дал согласие на его причисление к лику святых. Теперь специальная ватиканская конгрегация начала опрос людей, лично знавших «кандидата», которые могли бы свидетельствовать в пользу его святости. Самое время: в нынешнем году исполняется 150 лет со дня рождения Гауди.
Канонизация – процесс долгий. Почти как строительство великого Храма.